— Мерси боку, — спутница прошла вперед, потянула ручку на себя.
— А этот тоже француз? — снимая головной убор и кидая в него перчатки, гоготнул полноватый гардемарин с Анной на груди. — Господа, не может быть, чтобы гвардейцы Наполеона стали переодеваться в кители русских солдат и сопровождать своих мадемуазелек в путешествии по Российской империи.
— Вот это мы их напугали, — поддержал товарища третий офицер с розовым шрамом через все лицо. — Теперь наполеоновская форма годится только на тряпки для чистки наших сапог.
— Что–то здесь не то, вряд ли француженка доверит себя простому пехотинцу, — посерьезнел полноватый. — Господа, вам не кажется, что на лицо несоответствие?
— А ты еще не понял? Мамзелька из… ла фам решила отдалиться от парижских борделей и достаться одному, пусть даже русскому гренадеру.
Между тем, первый из офицеров преградил дорогу сунувшемуся было за спутницей Даргану, сдергивая перчатки, он высокомерно поднял палец вверх:
— Считай, что ты свое дело сделал, болван, остальное доделаем мы, — сообщил он, обернулся к друзьям. — Я правильно сказал?
Те поддержали его дружным воплем, подхватив казака под руки, оттащили в сторону и столкнули с дорожки. Девушка обернулась на крики:
— Месье Д, Арган, что там? — воскликнула она, намереваясь броситься на помощь.
Голенастый перехватил ее руку, несмотря на протест незнакомки, развязно пояснил:
— Мадемуазель, не стоит так волноваться, мы сумеем обслужить вас наилучшим образом.
— Это мой муж, — с возмущением выдернула кисть из его ладони девушка. — Так поступать нет права, ту сэ кушри…
— Муж!? — оторопели стоявшие возле Даргана гардемарины. — Какой муж, мы не ослышлись?
— Что ты сказала? — меж тем взъярился голенастый. — А ну повтори, парижская протитутка.
Девушка отставила мешок с приданным, вскинула подбородок вверх:
— Я нет проститутка, ту сэ кушри, — с вызовом бросила она в лицо наглецу. — Так нет права.
— Ах ты, сучка, выскочила за простого обозника, и еще обзывает нас свиньями, — гардемарин занес ладонь для удара, он был взбешен настолько, что перестал владеть собой. — Да я тебя наизнанку выверну, вас половина Парижа у моих ног ползала.
— А ну стай–ять, ваша благородь, — гаркнул Дарган. Он выхватил из ножен шашку и, расшвыряв заслонявших путь офицеров, приблизился к голенастому. — Стай–ять, говорю, неровен час, голова с плеч покатится.
— Что-о!? — совсем ошалел тот.
Фразу договорить ему не удалось, левой рукой Дарган подцепил его подбородок на мощный крюк, не дав долететь до земли, рукояткой шашки припечатал к дорожке. Двое других гардемаринов выдернули сабли, бросились на выручку товарища, казак встретил их хорошо отработанным приемом. Концом шашки подцепив клинок, он сделал вращательное движение, рывком вырвал его из пальцев одного из соперников и отбросил подальше. Полноватый офицер растерянно развел руками, но кавалерист со шрамом тут–же припал на одно колено, стараясь острием достать до груди Даргана. Казак отбил удар, сам нанес прямой удар под рукоятку, чтобы ладонь у противника занемела. Выпад достиг цели, кисть у офицера потеряла подвижность, видно было, что он с трудом удержал саблю. Чтобы поставить точку, Дарган с силой полоснул лезвием из под низу, стараясь попасть посередине клинка. Он не имел права убивать, потому что перед ним были соотечественники, но заставить опомниться зарвавшихся ловеласов считал своим долгом. Клинок вместе с рукой описал дугу и врезал хозяина вдоль спины, заставив того изогнуться коромыслом.
— Месье Д, Арган, назад, — крикнула девушка. Она продолжала стоять возле порога, скрестив ладони на груди, за ее спиной округлили глаза постояльцы почтовой станции, чуть поодаль с интересом наблюдал за дракой какой–то высокий господин в черном котелке. — Месье…
Дарган раскрутился на месте и едва успел увернуться от бешенного высверка клинка, оружие по инерции потянуло голенастого офицера вперед, он едва удержался на ногах, подставляясь под ответный ход. Казак повернул шашку плашмя, хладнокровно стукнул его по плечу, но винные пары затуманили гардемарину голову окончательно. Он вылупил глаза и заорал, напирая всем корпусом:
— Зар–рублю, мужицкая сволочь, в капусту…
Отбив удар, Дарган моментально притерся плечом к противнику, бросил ему в лицо:
— Я офицер, ваша пьяная благородь, как бы за оскорбление не пришлось ответить.
— Какой офицер? — продолжал вращать зрачками голенастый. — Ты мужик, голь перекатная… Если бы ты был офицером, я бы вызвал тебя на дуэль.
— Я к вашим услугам. Хорунжий Дарганов, попрошу принести извинения.
— Ка–азак!? — отшатнулся гардемарин, видно было, как по щекам у него забегали беспокойные тени. Но он по прежнему не помнил себя. — А когда это казачьи офицеры стали высшим светом в российской армии? Их место служить на кордонах, защищая нас от диких племен.
— Я офицер армии его Величества императора Александра Первого, — твердо повторил Дарган.
— Вы казаки, люди второго сорта, и дуэлей с вами не может быть.
— Самому противно связываться, — сплюнул гардемарину на сапоги казак, он успел дойти до белого каления. — Мы вас тоже за людей не считаем.
— Ты что себе позволяешь! — оцепенел от неожиданности наглец, которому с большей наглостью сталкиваться еще не приходилось. — Твоей мордой, казачья сволочь, я сейчас пройдусь по своим голенищам.
Он рывком дернулся назад, стараясь занести саблю над головой, Дарган помог ему, ударом кулака вторично послав на землю. Затем каблуком сапога с силой пристукнул по раскрытой руке и отбросил оружие, не преминув носком того же сапога пихнуть противника под пах. Лицо девушки исказила страдальческая гримасса, она отвернулась, что бы не видеть, как гардемарин принял форму внутриутробного плода и издал долгое кряхтение. Стоявший в сторонке незнакомец в котелке заложил руки за спину, удовлетворенно пофыркал губами. Казак оглянулся на все еще не опомнившихся друзей наглеца, всунул шашку в ножны и вернулся к брошенному мешку. Проходя мимо гардемарин к подъезду гостинницы, он бросил не поворачивая головы:
— Когда ваш товарищ придет в себя, передайте ему, что я не против дуэли, — подтвердив сказанное не обещающим ничего доброго взглядом, добавил. — А так–же с вами.
Выбежавшие за порог служки рассыпались как тараканы, освобождая вход внутрь здания, вместе со спутницей Дарган прошел между ними в прохладные сенцы, дорогу им подсвечивал свечей сам хозяин почтовой станции.
